Центр историко-культурного наследия Челябинска

  Сидоренко Н. С. Православное духовенство Урала в революции 1905—1907 годов // Исторические чтения: Материалы научных конференций Центра историко-культурного наследия г. Челябинска «Христианство на Урале» (2000), «Вдали от столиц: страницы городского быта» (2001), «Краеведение как явление культуры» (2003). Вып. 7—8 / Сост. Э. Б. Дружинина, И. А. Казанцев. Челябинск: Центр ист.-культ. наследия. 2004. С. 53-59

  Несмотря на многочисленную литературу по теме первой русской революции, вопрос о месте и роли православного духовенства не получил глубокого освещения. Его разработка в отечественной историографии шла преимущественно в русле создания массовой антирелигиозной литературы, разоблачающей «связь классовых интересов и классовых организаций современной буржуазии с организациями религиозных учреждений»¹. В последнее время ситуация меняется в сторону большей объективности в изложении фактов, усиления внимания к региональному аспекту, как наименее исследованному. Актуальность рассмотрения вопроса в хронологических рамках революции 1905—1907 годов определяется, прежде всего, значимостью данного периода в истории России.
   На Урале в рассматриваемый период действовало пять епархий: Вятская, Екатеринбургская, Оренбургская, Пермская и Уфимская. В 1905 году в них насчитывалось более трех тысяч церквей и двух с половиной тысяч часовен и молитвенных домов. В отдельных городах, преимущественно губернских, насчитывалось более десятка церквей. Так, в Оренбурге было 36, в Вятке и Перми — по 20, в Екатеринбурге — 12 церквей. Церкви имелись и в каждом горнозаводском поселке, а в некоторых по две и более. Число священнослужителей в 1905 году составляло 8028 человек. Служащие 44,7% причтов получали государственное жалованье².
   Официальное заявление Синода по отношению к событиям 9 января 1905 года, опубликованное на страницах центрального церковного органа, призывало духовенство «возвысить свой голос» и направить усилия на поддержание в народе «мира и единения», «верности святой вере и Царю православному». Начавшаяся революция потребовала скоординировать действия духовенства, выработать общую программу действий. В то же время в церковных верхах обнаружилось два течения: реакционное и прогрессивное. Реакционное, связанное с именем Антония Храповницкого (епископа петербургского), стало центром консолидации сторонников борьбы «со всяким политическим новшеством». Другое, прогрессивное, было представлено митрополитом Антонием Вадковским (членом Синода) и его сторонниками — «группой 32-х» петербургских священников. Они признавали социально-экономическую основу рабочего движения, считали рабочие районы предметом специального пастырского внимания. На периферии следствием подобного положения стала относительная инертность духовенства, необходимость прямого приказа архиереев развертывать работу по «успокоению своей паствы». Кроме того, по многим позициям священнослужители оказались неготовыми к решению практических дел. Так, Манифест 17 октября 1905 года вызвал замешательство многих священнослужителей, задержку его обнародования. В Шадринске это вызвало волнение горожан. Городской голова вынужден был телеграфировать правительству просьбу о содействии в его обнародовании ³.
   Основные направления и тактические приемы в деятельности церкви определились осенью 1905 года одновременно с реорганизацией церковного руководства. Они включали в себя: расширение масштабов традиционной устной проповеди, активизацию выпуска печатной литературы, совершенствование работы среди пролетарских масс, а также крестьянства.
   Следуя центральным установкам, Уральское епархиальное руководство усилило контроль над содержанием проповеди. На первом этапе революции в центре ее внимания было резкое осуждение «крамолы и крамольников» — «непризванных радетелей народного блага», прямое обращение к русским людям «отвращать лица наши от крамолы» и «крепко стоять в святой вере Царю и Отечеству». В 1906—1907 годах центр внимания переместился на идеологическое обоснование несостоятельности революционной борьбы и социалистической идеологии, утверждение нравственности на началах христианской любви и поддержание государственного порядка.
   Вместе с тем следует отметить, что священнослужители в своей массе оказались неготовыми к открытой полемической борьбе и в ряде случаев «обнаруживали свою несостоятельность публично». В этой связи стали интенсивно использоваться и другие каналы идеологического воздействия на народ: издание дешевой «народной» литературы, листков и брошюр, расширение церковной прессы, устройство публичных чтений и т. д.
   Особенно широкие размеры приняла эта деятельность в 1906—1907 годах и заключалась в стремлении действовать «таким же способом», каким действовали в «противном лагере» и «в таком количестве, в каком распространяются прокламации». Так, пермский экстренный съезд духовенства (январь 1906 года) принял решение «снабдить приходские церкви необходимыми пособиями по части проповедничества и для внебогослужебных собеседований, обязав состоятельные церкви выписывать книги и журналы на сумму от 25 до 30 руб., а для беднейших церквей ассигновать на этот же предмет из средств Братства Св. Стефана до 500 руб.⁴ В этой связи духовенством был поднят вопрос о расширении существовавших и создании новых библиотек при приходских храмах, особенно в городах. По данным отчета обер-прокурора Св. Синода, в уральских епархиях в 70% общего числа церквей имелись приходские библиотеки. За период 1905—1907 годов было открыто еще 120, что составило в 1906 году 13,7%, в 1907 году — 16% от общего числа вновь открытых библиотек всех российских церквей.
   Распространение религиозно-монархической литературы осуществлялось частично путем продажи через книжные магазины, которыми располагали епархиальные братства, а также бесплатной раздачей населению в храмах после богослужения, во время крестных ходов, внеслужебных бесед и иными путями. О масштабах этой деятельности могут служить следующие данные: Екатеринбургское братство с 1905 по 1911 годы распространило бесплатно более 650 тыс. брошюр и листков, торговая прибыль книжного магазина Оренбургского епархиального братства в 1905/06 отчетном году составила 6 тыс. руб. Только во время одного крестного хода, организованного Пермским епархиальным братством в мае — июле 1906 года и охватившего 28 населенных пунктов, было роздано печатных изданий на сумму до 100 руб.⁵
   Стремление усилить пастырское влияние в рабочих поселках выразилось и в ряде организационных мер. Духовенство создавало церковные братства и союзы, принимало меры по поддержанию и развитию приходских благотворительных учреждений. Последние, по замыслу духовенства, были призваны «объединить рабочих и хозяев на почве христианской любви и взаимопомощи», что привело к относительному увеличению численности больничных коек при церквях, приросту численности попечительских организаций почти вдвое, относительному сохранению мест в богадельнях при монастырях и некоторому росту — при церквях (см. таблицу I)⁶.

Таблица 1
   Церковная благотворительность на Урале (1905—1907 годы)

   Безусловно, цифры эти невелики, но, как отмечал в своих исследованиях по истории православной церкви Н. Ф. Платонов (бывший в то время митрополит Петербургский), «как ни мала была церковная благотворительность, но при общей нищете рабочего класса царской России, она оказала некоторое влияние на... непролетарские по своему происхождению прослойки рабочего класса»⁷.
   Стремясь ослабить размах революционного движения, уральское духовенство принимало непосредственное участие в революционных событиях, рабочих собраниях, сельских сходах, демонстрациях и митингах, пытаясь своим авторитетом убедить рабочих прекратить насильственную борьбу против существующего строя и искать мирных путей разрешения конфликтов. Достижение этой цели осуществлялось по-разному. Часть священнослужителей прямо призывали требовать предания «смутьянов» правосудию, высылки их из заводов. Другая часть действовала более гибко. Они пытались убедить бастующих в «безрассудности» насильственных форм борьбы. При этом нередко такие священнослужители по чьему-либо доносу попадали в разряд «революционно настроенных», подвергались наказанию Синода, вплоть до лишения священного сана. Так, священник Мотовилихинского завода С. Баженов был обвинен в призыве населения к насилию, тогда как он стремился остановить рабочих, предостеречь вооруженное столкновение с полицией в декабре 1905 года. За «подстрекательство к подаче телеграмм» был смещен с прихода священник Вятской епархии Мухачев. В действительности он лишь стремился «направить на мирное разрешение вопросы, волновавшие крестьян», побудить их к легальной деятельности, так как не мог «ручаться за форму исхода их настроений». В ряде заводов, где священнослужители имели достаточно сильные позиции, они нередко использовались в качестве посредников на переговорах владельцев завода с забастовавшими рабочими⁸.
   Для усиления объединительных возможностей церкви, тесного сплочения вокруг нее народных масс с целью отвлечения их от революционной борьбы были направлены и меры по «оживлению деятельности приходов» за счет создания церковно-общественной организации приходов, введения выборного начала в управлении, возобновления деятельности кредитных и ссудо-сберегательных товариществ при участии церковного капитала и духовенства (запрещенные с 1877 года), а также создания собственных внепартийных религиозно-монархических союзов — обществ Хоругвеносцев и несколько позднее — Ревнителей Православия.
   Важное значение придавалось также сорганизованности самого приходского духовенства. В этой связи постоянными стали в годы революции епархиальные собрания, на которых вырабатывалась позиция духовенства к наиболее важным событиям общественно-политической жизни страны и края, определялась специфика работы с различными категориями прихожан: рабочими, крестьянами, интеллигентами. В политическом отношении позиция обновленцев не выходила за рамки монархизма, его умеренно-либерального крыла. Их отличало также стремление найти такие методы воздействия на массы, которые бы предотвратили прямое столкновение враждующих сторон, вносили бы в массы успокоение надеждой на решение их проблем законными средствами. Для координации усилий в этом направлении обновленцы стали объединяться в Союзы пастырей. Такие союзы были созданы в конце 1905 года во всех уральских епархиях. Численность их была невелика. Например, Оренбургский союз пастырей в начале 1907 года насчитывал 52 человека, но деятельность его была заметной. Сторонники обновленческого движения были и среди сельских священников, но в незначительном числе. Основная масса духовенства оставалась на позициях традиционализма.
   По-разному трактуется в литературе вопрос об отношении уральского духовенства к монархическим партиям и организациям. Исследование данного вопроса позволяет утверждать, что оно, следуя установкам Синода, оставалось на почве внепартийности, но вместе с тем выступило в поддержку создания монархических союзов и объединений. На страницах епархиальных ведомостей публиковались программные обращения как центральных, так и местных монархических союзов, призывавшие к поддержке и вступлению в их ряды. Острой критике подвергались программы и действия всех «левых партий», включая кадетов, всех тех, кто «с какой-то необъяснимой страстностью» занимался «вопросом о переустройстве Русского государства», приписывая «все настроения, бедствия и смуты «исключительно устарелому», как они называют, самодержавно-полицейскому строю»⁹.
   Освящая своим благословением создание монархических союзов, духовенство содействовало привлечению в их ряды возможно большего числа членов, а также и само принимало деятельное участие в их работе, предоставляя, особенно на первых порах, помещения (чаще церковно-приходских школ) для проведения собраний, церковные храмы для хранения союзных знамен, участвуя в крестных ходах и т.д. В ряде случаев, особенно в сельской местности, священнослужители выступали сами в качестве организаторов и председателей местных отделов Союза русского народа10. В декабре 1905 года по инициативе ректора Оренбургской духовной семинарии был создан комитет партии Правового порядка, большинство членов которого составили преподаватели этого учебного заведения. Активное участие в созданном в Перми отделе Русской народно-монархической партии приняло градо-пермское духовенство, но вскоре было отозвано Пермским епископом. Церковь, особенно в начале революции, стремилась отделить себя от политических партий, претендуя на гегемонию в монархическом движении в целом. Официально Синод только в 1908 году своим определением от 15 марта разрешил духовенству участвовать в деятельности Союза русского народа. Однако Синод не препятствовал духовенству, особенно периферийному, оставаться почетными членами, или быть в качестве приглашенных на собраниях монархистов, или сообща участвовать в каких-либо акциях.
   С позиции внепартийного монархизма выступило уральское духовенство и в выборных кампаниях в I и II Государственные думы. Его политическая позиция была определена рядом синодальных постановлений, которые нацеливали священнослужителей не на присоединение к какой-либо партии, ибо это означало для церкви «смиренно стать сзади» вожаков этой партии, но быть «впереди и во главе народа» и «призывать к себе всех верующих в бога, преданных святой вере, чтущих царя и любящих родину».
   На выборах в I Государственную думу активность уральского духовенства была невысока, что было характерно для духовенства страны в целом. Во время второй выборной кампании синодальное руководство потребовало непременной явки всех священников, обладавших избирательным правом по церковно-имущественному цензу на выборы с тем, «чтобы в выборщики, а затем и в члены Думы вошло, возможно, большее число духовных лиц...»¹¹.
   Однако, в отличие от возросшей активности духовенства по стране в целом, уральское духовенство оставалось гораздо пассивнее. Явка настоятелей церквей, обладавших избирательным цензом на выборные собрания, не везде была высокой. Так, по Оренбургскому уезду она составила всего 6,5%.¹²
   Наибольшую активность проявило духовенство Пермской епархии. Здесь самая низкая явка по уездам составила 51%. Следует отметить, что съезды мелких землевладельцев, на которых значительную роль играло духовенство, дали весьма высокий процент кандидатов правых и праволиберальных партий. Не случайно в ходе выборной кампании кадеты выпустили листки «о черносотенной опасности» в Красноуфимске, Кунгуре и Осе, где позиции священнослужителей на съездах мелких землевладельцев были довольно внушительными¹³. Однако исход борьбы решался на губернских избирательных собраниях, которые по разным причинам дали перевес либеральным и радикально настроенным кандидатам.
   В состав уральского депутатского корпуса I Государственной думы вошел Н. Огнев (Вятская губ.), в состав II Думы — А. В. Архипов (Оренбургская губ.), К. А. Колокольников (Пермская губ.), Ф. В. Тихвинский (Вятская губ.). В Думе Н. Огнев примкнул к кадетской фракции. Следует отметить, что в данный период программа и деятельность кадетов получила поддержку обновленцев. Однако по мере спада революции и усиления позиции консервативного крыла в церковном руководстве ситуация изменилась. Позиция депутата-священника Н. Огнева стала несовместимой с его саном. Кроме того, он в числе других поставил свою подпись под Выборгским воззванием. Трое депутатов-священников II Думы вошли в группу трудовиков, что также не устраивало церковное руководство. В мае 1907 года Синод принял определение, в котором говорилось, что совместимость сана с революционной деятельностью не может быть оправдана ссылкою на любовь к народу, на сочувствие и сострадание к его горю и нуждам. Такая любовь была признана «не христианской любовью», «так как святые чувства любви к народу, свойственные истинному пастырю христианскому, отнюдь не вызывают на разрушительную деятельность, а, напротив, совершенно исключают всякую возможность таковой деятельности». Все трое священников-депутатов были лишены сана ¹⁴.
   Выборы в III Государственную думу по новому избирательному закону усилили представительство духовенства на съездах мелких землевладельцев. Так, в Пермской губернии духовенство по десяти уездам составило предвыборные съезды исключительно из своей среды. В результате по землевладельческой курии выборщики-священники составили 82,9% ¹⁵. Изменилась и позиция депутатов-священников III Государственной думы. Священник Н. С. Балалаев (Оренбургская губ.) вошел в правую фракцию, П. И. Исполитов, И. В. Титов (Пермская губ.), А. А. Попов (Вятская губ.) — во фракцию прогрессистов¹⁶.
   Таким образом, уральское духовенство в годы первой русской революции, оставаясь в рамках монархизма, вместе с тем своей деятельностью стремилось смягчить остроту борьбы враждебных сторон, направить действия в русло законной борьбы. Решение этой задачи потребовало совершенствования содержания и методов работы духовенства, вызвало к жизни прогрессивное — обновленческое движение. Вместе с тем церковное руководство, в том числе епархиальное, строго следило за «чистотой» своих рядов и исключало тех, кого подозревало в «противоправительственной деятельности». Оставаясь на почве внепартийности, уральское духовенство выступило в поддержку монархических партий и организаций от правых до умеренно-либеральных.

   ПРИМЕЧАНИЯ
   1. Преображенская Е. А. Православная церковь и первая русская революция: Историографический обзор // Проблемы истории СССР. — Вып. 5. — М. — 1976.
   2. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Св. Синода по ведомству православного вероисповедания за 1905—1907 гг. — СПб. — 1910. — С. 8—9, 26—27, 100—102.
   3. ЦГИА. Ф. 794. Оп. 75. III отд. 4-й стол. Д. 207. Л. 2.
   4. Пермские епархиальные ведомости. — 1906. — № 14. — С. 263, 618.
   5. Екатеринбургские епархиальные ведомости. — 1912. —№ 3. — С. 19—21; Оренбургские епархиальные ведомости. — 1907. — № 45—46. — С. 664; Пермские епархиальные ведомости. Неофициальный отдел. — 1906. — С. 556.
   6. Всеподданнейший отчет обер-прокурора Св. Синода по ведомству православного вероисповедания за 1905—1907 гг. — СПб. — 1910. — С. 76—95.
   7. Платонов Н. Ф. Православная церковь в борьбе с революционным движением в России (1900—1917 гг.) // Ежегодник музея Истории религии и атеизма. — Вып. IV. — M.-J1. — 1960.— С. 118.
   8. ЦГИА. Ф. 796. Оп. 787. Д. 6296. Л. 23; ЦХНДСО. Ф. 41. Оп. 1. Д. 2226. Л. 55.
   9. Оренбургские епархиальные ведомости. — 1907. — № 5. — С. 66—67.
   10. Белорыбкина Е. В., Державин В. А. Образование и деятельность черносотенных организаций в Пермской губернии (1905—1907 гг.) // Страницы истории Урала. Сборник статей. — Пермь. — 1993.—С. 7.
   11. Прибавления к церковным ведомостям. — 1906. — 2 дек. — С. 3046—3047; Церковные ведомости. — 1906. — 12 дек. — С. 530—531.
   12. Оренбургские епархиальные ведомости. — 1907. — № 9—10. — С. 150.
   13. Пермские губернские ведомости. — 1907. — 17 янв.
   14. Церковные ведомости. — 1907. — 2 июля. — С. 220—221.
   15. Пермские губернские ведомости. — 1907. — 29 сент.
   16. Сидоренко Н. С. Монархическое движение на Урале (1905—1917 гг.). Челябинск. — 2000. — Прилож. — № 9.