Центр историко-культурного наследия Челябинска

  Шумилов Е. Ф. Христианство в Удмуртии. XVI — начало XVIII в. // Исторические чтения: Материалы научных конференций Центра историко-культурного наследия г. Челябинска «Христианство на Урале» (2000), «Вдали от столиц: страницы городского быта» (2001), «Краеведение как явление культуры» (2003). Вып. 7—8 / Сост. Э. Б. Дружинина, И. А. Казанцев. Челябинск: Центр ист.-культ. наследия. 2004. С. 8-13

  Величайшая дата в истории человечества — 2000-летие христианства. Как верующих, так и неверующих этот юбилей побуждает к определенным обобщениям и оценкам пути, пройденного нашей цивилизацией, а россиян еще и к раздумьям над непростыми судьбами христианства в нашем Отечестве. «Свет Христов просвещает всех» — эти евангельские слова относились и к удмуртам. Созидавшаяся среди удмуртов, для удмуртов и с участием самих удмуртов великая цивилизация оказалась в советское время полуразрушена и оболгана.
    Западные, инославные христианские конфессии до Октябрьского переворота были ограничены в Удмуртии малозначащими, кастово замкнутыми, инонациональными вкраплениями католиков и протестантов. Первые протестанты (лютеране) оседали с 1807 г. на Камских заводах в связи с работой по контракту. Их было тогда до двухсот человек. На культуру Удмуртии этот экзотический анклав оказывал очень незначительное воздействие. Судя по всему, в XIX в. это был и единственный здесь островок западноевропейского христианства. Католики в дореволюционный период распределялись по Удмуртии не островком, а значительно более равномерно, чем протестанты. Это связано с тем, что основу здесь составляли ссыльные поляки и их потомки, не столь связанные местожительством как законтрактованные на один завод протестанты.
    Церковь изначально противостояла миру язычества, что выражалось иногда в целенаправленной, жесткой борьбе, но чаще проходило в форме медленного «перемалывания» язычества, освоения его потенциала. Необходимо также осознавать, что Церковь представляла из себя совершенствующийся организм. Отношение Церкви к удмуртам и их язычеству намного смягчилось в конце XVIII в. в сравнении, допустим, с периодом походов Ивана Грозного на Казань. Рубеж XIX—XX вв. — еще большая мягкость. Равнодушие или легкое порицание характеризуют отношение Церкви к язычеству в наши дни.
    Борьба шла против язычества не только удмуртов и других «инородцев», оказавшихся на территории Казанской и Вятской епархий, но и против язычества самих русских. Антихристианский альянс «пугачевщины» с язычеством мог победить в масштабах Урала или нескольких поволжских губерний. Но эта победа, ни при каких условиях не дала бы толчок качественно иному развитию удмуртского и других народов. Революционные изменения в их жизни могли последовать только вслед за появлением письменности. А ее создала для удмуртов не какая-либо иная общественная сила, не какой-то один энтузиаст-просветитель, но Церковь как единый коллектив, вдохновляемый великой целью и цементируемый верой. Письменность создавалась только для миссионерских надобностей, но очень скоро плодами трудов Церкви начали пользоваться все удмурты, в том числе и язычники.
    Алфавитное письмо как целостная семиотическая система признается наряду с верой в Бога одной из констант мировой культуры. До вхождения в лоно Церкви удмурты не знали письменности. Однако среди них долго ходили смутные предания о неких «книгах», в которых записывалась последовательность языческих обрядов. Вернее всего, эти предания относились к каким-нибудь берестяным свиткам или дощечкам, на которых условными фигурами из зарубок что-то фиксировалось. Но перерасти в настоящую общенациональную письменность такие записи не могли. Как правило, в новое время народ, не включенный в русло мировой религии, не мог создать себе письменность. Истории же с «книгами», которые то «съедались коровой», то сжигались самими жрецами, отражали наивное желание последних хоть как-то уравнять свою не оформившуюся толком религию с великой «русской» религией, имевшей богослужебные книги — на зависть красивые, дорогие и престижные.
    Письменность была лишь фундаментом величественного храма национальной культуры, который терпеливо воздвигала Церковь. Именно ее следует признать главной движущей силой того процесса, который увенчался появлением в удмуртском крае художественной литературы, профессионального искусства, просвещения, а затем на этом фундаменте и самой государственности удмуртов. Никакие другие местные общественные силы не были способны в той ситуации обеспечить формирование составных частей цивилизованной жизни.
     Внутри языческого мира и вне мировой религии грамматика, письменность и литература у удмуртов не могли возникнуть. Это доказывает печальный пример малочисленных (в том числе и финно-угорских) народов Севера, которых, в отличие от удмуртов, мировые религии до Октября почти не успели затронуть. Наоборот, раннее и дружное приобщение к мировой религии благотворно влияет на этнос. Это доказывает пример татарского народа. Его в целом отличает высочайший уровень самосознания и развитое самобытное профессиональное искусство.
   Именно мировая религия впервые начала объединять рамками монолитной веры разрозненных по языческим родам удмуртов, побеждая застарелый изоляционистский комплекс. Этнос входил в содружество просвещенных христианских народов, открывая для себя всю сложность мира. Мировая религия утверждала идею государственной власти, так или иначе готовя удмуртов к осознанию необходимости и собственной государственности, недоступной, излишней и непонятной для прятавшихся среди лесов языческих групп. Только став христианским, «огосударствленным» народом, получив письменность, определенный опыт государственной и общественной работы и первую группу национальной интеллигенции, удмурты созрели до следующего цивилизационного шага — строительства национальной государственности.
    Мировая религия, возросшее на ней профессиональное искусство, а также другие формы бытования цивилизации утверждались в Удмуртии по трем цивилизационным направлениям. Они взаимно дополняли друг друга, отличаясь формами миссионерско-просветительской работы и регионально-стилевыми особенностями произведений пластических искусств.
    Наивно полагать, что крещение Руси произошло в 988 г. (или даже в XI— XII вв.) хотя бы только в тогдашних ее пределах. Болезненный, как и по всему миру, процесс этот затянулся на несколько веков, словно бы догоняя территориальное расширение Руси. Проникновение в удмуртский край христиан, а следовательно, вместе с ними или вслед за ними и христианской цивилизации, как уже говорилось, шло по трем географическим, цивилизационным направлениям, в основном вдоль двух крупных водных магистралей — Камы и Вятки. Вообще отметим решающее значение прогрессирующего развития всевозможных путей сообщения как цивилизующего фактора. Важная особенность нашего края: как правило, первыми приходили миссионеры, а за ними — в первые удмуртские села — и основатели заводов. «Храм» предшествовал «фабрике».
    С середины XVI в. характер искусственный среды Удмуртии все активнее определяла принципиально новая архитектура, насыщенная христианской символикой и воплощавшая достижения цивилизации. Культурная, экономическая, духовная жизнь края все более концентрировалась в христианских поселениях. Они, но отнюдь не языческие поселения становились локальными очагами концентрации цивилизующих сил и центрами развития искусства. Различные типы таких поселений утверждались, начиная со следующих дат: 1550 — село, 1759 — город-завод, 1780 — уездный город. Образование сел Удмуртии имело определенную цикличность, не отмечавшуюся исследователями. Назовем эти циклы «волнами». Их девять, каждая характеризовалась немалым своеобразием.
    Утверждение христианства на удмуртской земле не завершилось в какой-то конкретный год. В определенной мере, подспудно, оно продолжалось даже и после Октябрьского переворота. Однако период «бури и натиска» окончился к середине XIX в. Примерно с того времени стало возможным говорить о торжестве здесь христианской цивилизации, то есть наивысшем раскрытии ее нравственного и творческого потенциала. Неоднородность региона и растянутость процесса христианизации обусловили то, что первобытные архаизмы, вызывавшие восторг этнографов, хронологически и территориально соседствовали с вполне европейскими проявлениями христианской цивилизации. Ее расцвет начинался прежде всего там, где успели сложиться прочные традиции всенародного храмоздания, где служили опытные иереи-просветители, имелись богатые церковные библиотеки, действовали сильные церковно-приходские школы. Приобщение к цивилизации замедлялось и отвергалось там и тогда, где и когда оказывались сильнее традиции язычества, где вели пропаганду социалисты всех оттенков.
    Церковь — первый, основной, а долгое время и единственный организатор народного образования в крае. Церковью созданы самые разные школы (новокрещенские, церковно-приходские, миссионерские, воскресные, псалтырные, второклассные, церковные, учительские, Карлыганская центральная удмуртская и Казанская центральная крещено-татарская), учительские семинарии (Казанская инородческая, Глазовская, Кукарекая) и приходские училища. Не только внутрицерковное, но и общенародное значение имели духовные училища (в Вятке, Казани, Глазове, Сарапуле), семинарии (в Вятке, Казани, Перми), академии (в Казани, а также Киеве и Петербурге) и Вятские инородческие миссионерские курсы. Более того, абсолютно все светские учебные заведения Удмуртии (государственные, частные и земские школы, гимназии, курсы) также подчинялись традициям христианской культуры, а нередко и управлялись священнослужителями. Они составляли там весомую долю.
    Христианство в целом значительно содействовало развитию науки, т. к. призывало человека раскрывать свои таланты, совершенствуя знания о мире, более того, обязывая христианина стремиться быть подобным Богу в этом своем совершенстве. Язычество же новой эры такого стимула к развитию науки не создавало. Сказывалось, очевидно, и то, что естественным образом многобожию вообще присущ «размытый», множественный идеал совершенства.
    В дореволюционный период вся наука в Удмуртии (как, разумеется, и в России) была порождена христианской цивилизацией. Языческий мир здесь не знал и не мог знать этой особой сферы человеческой деятельности, функции которой — выработка и теоретическая систематизация объективных знаний о действительности. Жадное любопытство к жизни, стремление постичь ее высший смысл и божественную гармонию вдохновляли вятское духовенство на труды в научной сфере. Это имело для иереев и практическое значение, что касалось поначалу преимущественно удмуртоведения. Фактически все оно было в дореволюционной России ареной деятельности преимущественно местного духовенства. Очень многие его представители занимались также этнографией (не только удмуртской), что имело животрепещущее значение для пастырей, помогало им завоевать души своей паствы.
     В условиях Удмуртии на весь сельский приход самым образованным человеком оказывался обычно настоятель приходского храма. Не удивительно, что многие технические и хозяйственные новации приходили к крестьянам именно через священника, как бы благословляясь авторитетом Церкви. В Удмуртии не было дворянских усадеб — признанных в Центральной России рассадников культурного землепользования. В какой-то мере их вынужденно заменяли усадьбы священников, людей неродовитых, но образованных не менее дворян. Сельское духовенство дотошно разбиралось в профессиональных заботах своих прихожан-земледельцев уже потому, что само чаще всего происходило из их среды. Иереи не только сочувствовали крестьянским заботам, но и помогали точным советом. Батюшки имели основания для этого, поскольку, будучи в Вятской семинарии, изучали прекрасно поставленный там курс сельскохозяйственных наук.
   Говоря о христианском (профессиональном) искусстве Удмуртии, следует отметить колоссальный новаторский потенциал веры. Все то самое красивое, прочное, дорогое, что православные соборно создавали во славу Бога, подвергалось затем секуляризации и еще шире входило в мир. Становление профессионального искусства Удмуртии и расцвет народного — итог глубокого, многогранного воздействия христианства. Христианская, клерикальная сфера порождала важнейшие новации, ведшие к расцвету искусства. Только от приобщения к мировой религии, под ее косвенным влиянием или из прямой необходимости обслуживать особые запросы Церкви, в искусстве Удмуртии возникли и утвердились новые материалы (кирпич, стекло, темпера, масло, фабричные красители); техники (полихром- ная резьба, золочение и серебрение, живопись, гравировка, печатная графика, золотое шитье, нотные записи, лепка); приемы (партесное пение, уличная планировка, архитектурное проектирование, купольные конструкции, шпили, ордерные формы); жанры (картины, рисунки, настенные росписи); формы публичной деятельности (концерты, спектакли, выставки); литературные жанры (повести, рассказы, оды, поэмы, романы, этнографические очерки, летописи. Вообще исключительно к плодам христианства относится само зарождение книжной культуры и появление литераторов, способных создавать и распространять эти жанры, причем чаще всего в русле христианского реализма или по канонам церковной литературы).
    Любой верующий, т. е. член Церкви, стремился достойно исполнить свою «партию» во славу Бога, посвящая ему все лучшее в своей жизни, самое красивое и «вечное». «Симфония» (согласие) между Церковью и государством обусловила всеобъемлющий характер христианской культуры. Разнообразные традиции, художественные приемы, ремесленные навыки, календарные обряды сохранялись и развивались благодаря Церкви. Как уже говорилось, она аккумулировала богатейший новаторский опыт. Масса прихожан воспринимала его идеально совершенным, божественным эталоном, а потому клерикальные корни неизбежно проступали в процессе секуляризации во втором по значению круге произведений — иного, светского, назначения. В условиях цивилизации, основанной на мировой религии, это естественный генезис. Более того, христианские традиции по инерции сказывались и на творчестве советских авторов — «двоеверов». Существенно и встречное воздействие: светского на клерикальное.
    Распространение среди паствы традиций христианского искусства облегчало то, что во многих случаях творцами (художниками и зодчими, композиторами и музыкантами, режиссерами и литераторами) становились сами пастыри. Они вызывали у пасомых абсолютное доверие и уже поэтому могли наиболее действенно прививать им прочные навыки и хороший вкус. Дворянская, усадебная культура не укрепилась в Удмуртии, а жречество утратило прежние позиции. Поэтому именно духовенство стало здесь первой творческой элитой, выступая создателем или вдохновителем достижений, выходящих по значению и за пределы региона.
    История края — это прежде всего история конкретных людей, а не только абстрактных «формаций», «процессов», «волнений». История же христианства— это история конкретных носителей веры, членов Церкви, единых своей приобщенностью к таинству Крещения. Они «одним миром мазаны». Разумеется, для историка важны цифры, обобщения и статистика, но еще важнее живые характеры и противоречивые судьбы. В ходе нашего исследования выявлено около тысячи миссионеров, священников, мастеров христианского искусства. Это целые династии выдающихся личностей, гордость нашего края, основоположники цивилизации.
    Духовенство через свои догматы обеспечивало прочность веры. Фактор веры — не исключительно богословское, абстрактное понятие. Анализ всей суммы клерикальных и светских явлений, биографий прихожан и клириков Удмуртии подводит к главному выводу: творцами, просветителями, цивилизаторами, энтузиастами иных, светлых, высоконравственных, порой жертвенных, дел все они становились исключительно потому, что вдохновляла их вера в Бога как в верховную сущность, наделенную высшим разумом, абсолютным совершенством и всемогуществом. Эта неистребимая вера помогала осознать целостную картину мироздания и во многом являлась особым творческим состоянием человека, готового прославить Бога своими делами и произведениями. Иной столь же творчески плодотворной, цельной, массовой, сплачивающей народы веры Удмуртия не знала. Вера в языческих богов, социализм или «коммунистическое христианство» оказалась неконкурентоспособна в данных аспектах.